Драконы осенних сумерек - Страница 2

– Отик, – сказала она серьезно и тихо. – Ходят ведь и другие слухи… люди говорят о войне! О том, что на севере собираются какие-то армии! По городу слоняются непонятные типы в надвинутых капюшонах. Их все время видят с Высоким Теократом, они его о чем-то расспрашивают…

Отик с любовью взглянул на свою девятнадцатилетнюю собеседницу и ласково потрепал ее по щеке. Он старался заменить ей отца – с тех самых пор, как ее родитель таинственным образом исчез.

– Война? Еще чего! – фыркнул он и легонько дернул Тику за рыжие кудри. – Со времени Катаклизма только и слышно – «война» да «война». Болтовня, девочка, обычная болтовня. Может, сам Теократ ее и подогревает, чтобы народ не отбивался от рук…

И тут дверь растворилась.

Тика и Отик испуганно вздрогнули и разом повернулись к двери. Ни он, ни она не слыхали скрипа ступеней, что само по себе превосходило всякое разумение! «Последний Приют», как и все здания Утехи, был выстроен высоко на ветвях раскидистого валлина; единственным во всем городе исключением была кузница. Горожане подались на деревья очень давно, еще в эпоху безвременья и ужаса, последовавшую за Катаклизмом. Прошло время, но Утеха так и осталась висячим городом, одним из немногих истинных чудес, еще сохранявшихся на Кринне. Прочные деревянные мостки соединяли между собой жилые дома и общественные заведения – повседневная жизнь пятисот жителей шла своим чередом высоко над землей. «Последний Приют», самое крупное во всей Утехе строение, висело в сорока футах над землей. Снизу к нему вела лестница, обвивавшая узловатый ствол древнего валлина. Отик был совершенно прав, утверждая, что поскрипывание ступеней загодя предупредит о любом посетителе, званом или незваном.

Но почему-то ни Тика, ни Отик не слышали, как подходил этот старик.

Он стоял на пороге и с интересом оглядывался, опираясь на видавший виды дубовый посох. Капюшон простого серого плаща был накинут на голову: лицо скрывала тень, только поблескивали ястребиные, пронзительные глаза.

– Чем я могу служить тебе, старец? – обратилась к нему Тика, но прежде тревожно обменялась взглядами с Отиком: уж не соглядатай ли Искателей пожаловал в «Последний Приют»?

– Э-э… – заморгал старик. – У вас открыто?

– Ну… – Тика замялась.

– Да-да, конечно, открыто. – Отик, широко улыбаясь, поспешил ей на выручку. – Входи, входи, седобородый. Тика, кресло для гостя! Он, должно быть, уморился, поднимаясь по лестнице…

– Что? Какая лестница? – Старик почесал затылок и выглянул на крыльцо, потом посмотрел вниз, на землю. – Ах да, лестница… такая пропасть ступенек… – Прихрамывая, он вошел внутрь и шутя погрозил посохом Тике. – Не беспокойся, умница. Я и сам могу подыскать себе кресло.

Пожав плечами. Тика подхватила швабру и вновь взялась за уборку, не забывая, впрочем, поглядывать на старика.

А он между тем проследовал на самую середину комнаты, осматриваясь кругом так, словно желал запомнить расположение каждого стола и каждого стула. Зальчик, правду сказать, был порядочных размеров и имел форму боба: валлиновый ствол служил ему внутренней стеной, а сучья поддерживали пол и потолок. С особенным интересом оглядел старец камин, устроенный я глубине помещения. Кроме камина, в гостинице не было ничего, сделанного из камня, но искусные строители-гномы даже и его сделали неотличимым среди сплошь деревянного убранства: дымоход уходил вверх, изгибаясь подобно ветви. Рядом с камином аккуратной горкой высились нарубленные куски сушняка и сосновые чурбаки, привезенные издалека, с гор: никому во всей Утехе и в голову не пришло бы пилить на дрова свои родные деревья.

Черный ход наружу вел через кухню и, вообще говоря, представлял собой люк в полу, под которым зияла сорокафутовая пустота. Тем не менее кое-кто из посетителей заведения находил столь необычный запасной выход весьма даже удобным. Вот и старец, заметив его, одобрительно кивнул годовой. И пробормотал что-то вполголоса, продолжая осматриваться.

Но как же изумилась Тика, когда он вдруг отложил свой посох, засучил рукава и принялся переставлять мебель! Тика даже бросила мытье пола и спросила, опираясь па швабру:

– Послушай, что ты делаешь? Этот стол всегда здесь стоял!

Она имела в виду длинный, узкий стол, который старец оттащил из центра комнаты к самому стволу валлина, утвердив его напротив очага. И отступил в сторону, любуясь работой.

– Вот и хорошо, – проворчал он. – Как раз у огня. Принеси-ка, девочка, еще пару стульев: их должно быть шесть.

Тика вопросительно повернулась к Отику. Тот, казалось, хотел возразить, но как раз в это время на кухне что-то вспыхнуло. Судя по крику повара, масло опять пролилось в огонь. Отик умчался на помощь, исчезнув за вращающимися кухонными дверьми.

– Дед безобиден, – шепнул он, пробегая мимо Тики. – Пусть делает что хочет… в разумных пределах, естественно. Может быть, у него вечеринка…

Вздохнув, Тика подтащила два стула и поставила там, куда показал ей старец.

– А теперь, – велел он, зорко оглядывая помещение, – поставь, милочка, еще два кресла – да смотри, самые удобные! – вот сюда, в темный уголок возле камина.

– Какой же он темный? – сказала Тика. – Солнце так и светит сюда!

– Верно. – Старец прищурился. – Но вечером, когда зажжется камин, здесь как раз будет тень, а?

– Ну… – замялась Тика.

– Тогда будь умницей и принеси два стула получше. И третий – для меня. Вот сюда! – Он указал место перед самым камином.

– У тебя вечеринка, дедушка? – спросила Тика, подставляя ему отменно удобное, хоть и порядком вытертое кресло.